Ч а с т ь  п я т а я.

Из книги Андрея Ерёмина «Александр Мень. Пастырь на рубеже веков» 

 

 

Молитва и малые группы

 

1

 

Важнейшей задачей пастыря является организация молитвенной жизни своих учеников. Отношение к молитве в последние годы сильно изменилось. Средневековые руководства уже не могут удовлетворить христианина нашего времени. Сегодня важно уметь устанавливать правильный баланс между молитвенной жизнью и внешней активностью христианина.

Духовные лидеры конца XX века согласны в том, что настоящее христианство не предполагает «альтернативы: борьба или созерцание, ибо одно озаряет другое» [1]. Также «было бы ошибочно утверждать, что религиозная позиция обязательно ведет к бездействию. Совсем наоборот. Она может способствовать необыкновенному росту активности человека» [2].

Хотя теологи все чаще употребляют слова «динамическое христианство», это не означает, что Церковь теперь отдает преимущество внешней активности; как и прежде она призывает нас к синергии (совместному действию человеческой воли и глубоко действующего в сердце Святого Духа).

Счастливым человека может сделать только радостное и творческое участие в потоке жизни, гармонизированное углубленной молитвой. Духом Божиим нельзя обладать, но можно быть включенным в созидание Им нового мира, исполненного добра.

Также и гармонией нельзя обладать, но в становлении гармонии можно соучаствовать. Человек не имеет права останавливаться, его задача — непрерывный внутренний рост, восхождение во всем: в открытости, в смирении, в любви.

Святые отцы подчеркивали, что оставаться верным Христу можно, лишь непрерывно возрастая. Только движение по жизни вместе с Иисусом даёт благодатное ощущение Богоприсутствия. А «дела должны рождаться из любви за Его спасающую благодать», — говорил батюшка.

Это суть мироощущения отца Александра Меня, это то, что он доказал своей жизнью, полнота и сила которой нас поражают. Но это не есть что-то новое в христианском мировоззрении. Принцип синергии существовал в Церкви всегда – здесь ее Пасхальная радость, Пасхальная тайна.

Эту тайну воплощали в своей жизни многие святые, составляющие гордость Церкви. Это то, что периодически терялось, но потом Духом Христа воскресало снова. Чтобы это почувствовать, необходимо молитвой участвовать в жизни Христа, постоянно быть в состоянии духовной и физической активности, трудиться над своею душой.

 

Отец Александр говорил, что в человеке есть две части:  одна новозаветная, подлинная, духовная, но есть и ветхая, уходящая корнями в бесчисленное множество поколений — человек хаотический, ленивый, не понимающий подлинного добра, совершающий поступки под влиянием страстных желаний. Такая личность разрушает себя на душевном и на физическом уровне, не говоря уже о духовном.

Ибо если не стараться преодолевать темные начала в своей жизни, не может быть и речи о настоящей встрече с Христом в молитве. Ибо Христос — это Логос, Основа упорядоченной Вселенной. Потому мы и уделяем столько внимания телесной и душевной дисциплине, что само стремление структурировать жизнь уже является (если мы делаем это не ради самоутверждения) соучастием в борьбе Логоса с Хаосом.

Пребывание в молитве воздействует на наше сознание, изменяет наше восприятие и создает условия для настоящей ответственности перед миром.

 Активной, напряженной может быть и внешняя работа, и внутреннее делание. Таким молитвенникам, как преп. Серафим или старец Силуан, жившим, казалось бы, в затворе, мир со всеми его заботами и тревогами был открыт в духовном видении постоянно.

Конечно, было бы безумной гордыней новоначальному считать, что он способен к такой молитве, о которой сам старец Силуан говорил: «Молиться — то же самое, что кровь проливать», или: «Нет на свете дела более трудного, чем молитва» [3]. И все же через Евхаристию и молитву христиане входят в жертву искупления, принесенную Господом за весь мир. Значит, молитва – это не только облечение в Пасхальную радость, но и облечение в Его осуждение, в Его страдания, в Его Крест.

Однако углубленная созерцательная молитва рождается в сердце не сразу. И до того, как придет ее время, все восточные учителя Церкви (например, Макарий Египетский или св. Исаак Сирин) считали необходимым пройти послушание в деятельной жизни.

Работая для людей, человек несомненно выигрывает: учится выходить из состояния озабоченности собой, останавливает разрушительную саморефлексию, делается более открытым. Действия, не обусловленные меркантильными соображениями, помогают ему также собирать и направлять духовную энергию в русло молитвы.

О действии, которое должно идти впереди молитвы, отец Александр говорил: «Древний мудрец отмечал: день, в который ты не оказал помощи кому-то из людей, погибший день... Эти слова надо чаще напоминать себе в молитве. Если она не сопровождается действием и любовью, она рискует выродиться в самообольщение».

И чтобы такого искушения не было, отец Александр считал необходимым прежде всего сосредоточиться на добрых делах. «Взаимослужение, — говорил он, — есть, по существу, форма Богослужения, форма молитвы» [4].

Простая полезная деятельность дает человеку осознание своей нужности Богу. Если христианин может передать другим свою веру через помощь, через внимание, то это уже проповедь Евангелия. И все же активность члена Церкви не сводится только лишь к совершению добрых дел. Активность духовного человека — широкое понятие; оно включает в себя все творческое, внутреннее, все, что нужно для духовного возрастания.

 Батюшка говорил, что Церковь должна жить жизнью Христа, она должна продолжать Его дело здесь, на земле, и каждый в молитве становится Его соучастником. Таким образом, христианская молитва — это продолжающееся Воплощение Господа.

«Какая главная цель молитвы?» – спрашивал отец Александр. И отвечал: «Чувство Бога. Чувствовать реально, сильно, глубоко. Когда это чувство есть, тогда не страшны ни испытания, ни одиночество, ни искушение, ни смерть. Ни все то, что угнетает человека в жизни. Тогда есть полнота. Но эта полнота безгранична».

Отец Александр также считал, что если человек исполняет заповеди и уставы, он тем самым лишь возвращает долг, больше ничего. Но это не дает спасения, то есть переживания настоящего Божьего присутствия.

Между чувством Бога и выполнением всех уставов такая же разница, как между вежливостью и любовью. Эта точка зрения была близка С. Франку, который писал: «Любовь объемлет всю полноту и многообразие людей, народов, культур, исповедований. В каждом из них — всю полноту конкретного содержания. Любовь есть радостное принятие и благословение всего сущего. Это открытость души, которая широко открывает свои объятия всякому проявлению бытия как таковому, ощущает его божественный смысл» [5].

Нелюбящий, замкнувшийся человек, по словам батюшки, «это аномалия, клетка, выпавшая из организма, растение, оторвавшееся от почвы и не приносящее плода». Человек-христианин идет во внешний мир, сбросив с себя скорлупу «ветхого» человека — замкнутости и изоляционизма, узнав на собственном опыте, что такое «спасение».

 

2

 

Кто бескомпромиссно идет по пути спасения, может отрешиться от страстей этого мира, не выходя из него. Но без внутренней жизни, без некоторой «инаковости» действия христианина в любом случае будут профанированными, не насыщенными любовью и, в конечном счете, безрезультатными.

Таким образом, открытая любовь к людям невозможна вне любви к Богу; одно есть следствие другого. Чтобы «принять откровение образа Божия в брате нашем», надо сначала обрести открытость, даруемую постоянным внутренним общением с Господом [6]. Может быть, конечно, и псевдооткрытость, игра в открытость, но ложь легко познается по плодам — многозаботливости, обидам, зависти, нестроению в человеческих отношениях, подавленному состоянию души.

У отца Александра открытость была абсолютно искренней; его общение с людьми было наполнено бесконечной любовью, и, значит, общение с Господом у него было подлинным, что возможно только в постоянной молитве.

Православный богослов Оливье Клеман писал, что «тех, чей «дух-сердце» достиг окончательного очищения, призывание Имени (Господа) ведет к таинственному познанию истоков и предназначений. Это познание обращается в видение путей Промысла как отдельного человека, так и целого народа, и человечества. Благодаря дару, которого он не искал, Pneumatikos становится подлинным «духовным отцом». Это различение «огня вещей», «иконы лика» опирается на непосредственное ощущение Бога в особой динамике, в которой внутреннее (молитвенное) делание и общение с ближними пребывают в постоянном взаимодействии и согласии» [7].

Трудно представить себе слова, лучше характеризующие отца Александра, — настоящего служителя Божия, духовидца, делателя добра, умевшего «различать в глубине людей и вещей мерцание Света, чтобы дать Ему просиять для вечности и хвалы».

 

Батюшка не переставал напоминать об уникальности каждого из нас для Бога. Ибо, только осознав, что Христос любит не всех скопом, а каждого — меня, его, ее — лично, можно с надеждой обратить к Нему свой взгляд, полюбить Его самому, по-настоящему вступить в диалог, то есть начать молиться.

«Если у человека есть искорка Божия в сердце, — говорил отец Александр, — то у него и с утра первая мысль о Христе, и вечером последняя мысль о Христе». У него Дух Божий сказывается в молитве, потому что он постоянно ощущает Его присутствие. Он в любую минуту может к Нему повернуться и почувствовать, что рядом Господь.

Тот, кто этого жаждет, должен буквально культивировать в себе чистоту мыслей и сердца, ибо в этом заключается его верность Богу. Если мы дорожим внутренней чистотой, мы действительно хотим быть с Богом, Который иначе нам не открывается. Если не стремимся искренне к чистоте, то мы себя обманываем и любим не Бога, а то, что от Него получаем.

Чистота сердца и молитва даются тому, кто учится молчанию, не только внешнему, но, главное, внутреннему.

Отец Александр говорил: «Кто хочет узнать волю Божию, ищите тишины. Кто хочет собрать свои мысли и чувства, ищите тишины, потому что наши мысли и чувства разбегаются, не подчиняются нам. Мы живем всегда в рассеянности. Но истинно духовная жизнь происходит только в собранности, внутреннем уединении» [8]. «Благодать приходит... Но принять ее может только готовый человек».

Именно в безмолвии человек может почувствовать любовь Бога, которая укрепит в нем решимость идти за Господом. Но человек исковерканный, рассредоточенный боится тишины. «Страх тишины, — говорил отец Александр, — проистекает из нашей размагниченности, размытости нашей внутренней духовной жизни...»

Григорий Палама, великий учитель исихазма, писал: «Все мы густые и непрозрачные, а призвание человека постепенно так очиститься, чтобы стать, как хрусталь чистым, чтобы через человека лился божественный свет беспрепятственно, благодаря ограненности светил бы во все стороны, изливался на все твари вокруг».

Чем сегодня привлекают людей внецерковные, пантеистические мистики? Тем, что дарят им крупицы мистического опыта. Так, Кришнамурти учил о безмятежности ума, о молчании («Мы можем осознать что-то только тогда, когда наш ум молчит, а не болтает», или: «Если мы можем посмотреть на вечернюю зарю над морем и наш ум будет неподвижен, тогда мы действительно осознаем необыкновенную красоту»). Но у отца Александра был не меньший опыт созерцания. И он говорил:

«Вот вы встаете утром рано. Часто многие люди встают нехорошо. Мир кажется им противным. И вот в это время на одну минуту (если вы находитесь за городом) надо выйти в сад. И в молчании побыть наедине с природой.

Над нами — небо, мы его часто не замечаем. Восходящее солнце, гаснущие звезды, бледнеющий серп луны. Пение птиц, звон кузнечиков. Тишина мира.

Побыть перед этой тишиной хотя бы несколько мгновений целительно для души. Потому что в этом молчании присутствует Творец. Человек неверующий все равно может Его ощущать.

И если человек будет каждый день вот так стараться искать минуты внутреннего безмолвия, он обретет нечто, предваряющее молитву. Это будет источником силы. Вы потом будете скучать по этим минутам. Этому надо научиться, и этому можно научиться».

А задолго до батюшки о важности молчаливого предстояния учили православные исихасты и еще раньше Святые Отцы. Мы ощущаем близость Бога только тогда, когда наш ум неподвижен. И техники медитации, необходимые для такого сосредоточения, тоже давным-давно известны в Церкви. (Кстати, забвение этого наследия — одна из причин ухода молодежи в неформальные мистические секты).

Святой Паисий Величковский писал: «Мы в себе, как в зеркале, видим Бога, если мы очищаем сердце священным безмолвием». «Матерь Божия открыла новый и неизреченный путь на небо, который есть, скажу так, мысленное молчание…»

В христианстве это молчание — не растворение в ничто и не освобождение от оков окружающего мира, а свободная преданность Христу. Это свобода и любовь, а значит — подчинение себя Богу, желающему вместе с человеком участвовать в делах мира.

В этом отличие христианской мистики от прочих мистических учений. Если христианин действительно хочет, чтобы его дела и творчество принадлежали Богу, ему надо учиться слушать Его с большим терпением, постепенно, но постоянно.

В молчании мы избавляемся от рациональных конструкций, которые обусловлены нашей культурой, во многом идущей от эллинизма. Мы даже не отдаем себе отчет в том, насколько наша ментальность детерминирована не библейской, а древнегреческой традицией. А она основывается на представлениях, в которых нет места Богу Авраама, Исаака и Иакова...

Внутреннее безмолвие, напротив, делает разум восприимчивым к необусловленному восприятию, позволяет познавать новую для нас Божественную реальность. Оно готовит душу стать храмом Господним.

 

 Отец Александр считал, что каждый раз, когда мы открываем Священное Писание, когда мы встаем утром для того, чтобы трудиться, или ложимся спать в конце дня — в любое мгновение и, особенно в поворотные моменты жизни, мы должны настроить себя так, чтобы слышать голос Божий.

«Сейчас любой человек, — говорил батюшка, — слушает приёмник. Но если приемник не работает, то пусть даже все вокруг будет наполнено волнами и голосами, идущими из мира, что можно услышать?

Наш приемник духа — это наша собственная душа, и если она мертва, то все потоки духа не могут ее оживить. Значит, нам надо настроить свою душу, потрудиться, чтобы услышать. Раз мы себя не можем спасти, то мы можем предстать перед Богом, а не дремать, повернувшись к Нему спиной».

Мейстер Экхарт по этому поводу говорил: «Бог готов ежечастно, но мы не готовы, Бог к нам близок, но мы далеки. Бог внутри, но мы снаружи, Бог у нас дома, но мы чужие».

А наш современник, брат Роже, писал в своей книге о молитве: «Если уметь ждать, созерцание принесет счастье; это счастье есть источник борьбы за человечество, оно дает мужество, энергию, помогает идти на риск».

Таким образом, настоящая молитва, и даже исихазм, не отгораживают от мира, но ведут к истинной, то есть несуетной открытости. И напротив, слишком сильный акцент на внешнем может быть попыткой самоутвердиться, компенсировать внутренние конфликты и неудовлетворенность духовной жизнью. Часто мотивы такой деятельности недоступны сознанию, но, если копнуть поглубже, станут явными тщеславие и ущемленная гордыня.

 

3

 

Способность сосредотачиваться и входить в глубину сердца связана с целомудрием помыслов и чувств. Целомудрие свидетельствует, что человек не является игрушкой неправедных сил и независим от мнения окружающих. Противоположностью целомудрия, по мысли отца Александра, является вульгарность, когда люди озабочены лишь тем, как они выглядят в чужих глазах. Такие люди ведут постоянный и бессмысленный внутренний диалог с собой; они существуют на поверхностности своей личности.

Необходимо взять себя в руки, собраться. Тогда рождается личность. Тут отец Александр был солидарен с Александром Ельчаниновым, который писал: «О ненужности делать усилие в любви к Богу могут говорить только люди, не имеющие опыта в этом. Всякое, даже самое слабое, даже вынужденное устремление к Богу дает живой, неопровержимый опыт Его любви. Тот, кто имел этот опыт, его уже не забудет» [9].

С другой стороны, о.Александр Мень не винил людей, которым трудно молиться и бороться с посторонними мыслями, но предлагал саму рассеянность в молитве использовать для духовного роста. Для этого, считал он, надо понять истоки наших скрытых устремлений, учиться брать их под контроль и направлять в нужное русло.

«Допустим, у вас возникает какая-то мысль, — говорил отец Александр, — которая вам не нравится. Надо не прятать ее от себя, но постараться понять, откуда она возникает, чтобы все было прозрачно. Ибо, если мы начинаем прятать безобразные мысли и не отдаем себе в этом отчета, они входят в подсознание и потом все равно как бы вылезают наружу… И хотя нам, конечно, хочется выглядеть прилично перед самими собой, но надо быть, прежде всего, честным по отношению к себе». И это возможно, если в нас живет стремление к идеалу и любовь к Богу.

Молитва должна рождаться из желания принадлежать Господу со всей возможной решимостью. Тот, кто пытается поставить себя перед лицо Божие только из чувства долга, по обязанности, не может научиться молитве. Если нам трудно контролировать свои мысли, это повод понять, что мы еще не совершенны в любви, что наше сердце — холодное и неочищенное.

И это сигнал к покаянию. Таинство покаяния в такой ситуации для христианина более продуктивно, чем любые медитативные упражнения; но в то же время нужны и молитвы о ниспослании божественной благодати. «Ищите и найдете, стучите и отворят вам» (Мф 7.7).

Если человек старается быть искренним, то тогда Господь ему помогает. Более того, когда мы учимся контролировать свои мысли, мы обретаем подлинное «я».

«Если мы страдаем от того, что появляются посторонние мысли, это верный признак того, что «Я» не побеждено и оказывает сопротивление рассеянности», — писал батюшка.

Такое отношение отца Александра к молитве основано на давней православной традиции. Так, старец Макарий Оптинский говорил: «Молитва без развлечения есть дело совершенных, если бы мы всегда имели молитву чистую, без развлечений, не избежали бы тщеславных и гордых помыслов, от врага наносимых».

 

Отец Александр говорил, что «многие берутся за молитву с жаром, а потом охладевают, остывают, и это чувство уходит. Но спасает человека верность курсу. Часто человек, получив первый задаток благодатного разгона, летит как на крылышках и думает, что его все время так будет нести, а потом начинается суровая действительность».

Отец Александр считал, что человек должен быть духовно трезвым. «Надо научиться видеть в сером — великолепное, в человеческом – божественное, но помнить, что постоянно все сверкать красками и вседневным праздником не может».

Важно также простое соблюдение этических норм. «Молитва тогда становится христианской, — говорил отец Александр, — когда жизнь становится христианской». Если человек будет возноситься духом, а практически жить, как язычник, то ничего не получится. Он должен обязательно перестроить свой образ жизни. Ибо только тот, кто живет не по плоти, а по духу, будет оживлен Духом Христа (Рим 8. 9-11).

Самое главное — во всем искать способы служения другим людям, а также не забывать о необходимости воздержания. Никакой духовный рост, считал батюшка, невозможен без предварительного упражнения в добродетели.

Смирение, которое человек приобретает в работе для других, — лучшая защита от ложной мистики. «Человек, который созерцает сверхчувственное, но не борется за очищение души от зла, неизбежно запутывается в «прелести» — патологической псевдомистике» [10].

Многие не понимают, что человек, вступающий на духовный путь, встречает большие искушения. «Силы зла с еще большей агрессией на него ополчаются, — говорил отец Александр. — Но тут и помощь ему будет большая дана. Всего становится больше — поэтому надо быть более бдительным».

 

На пути к живому и постоянному Богообщению есть разные этапы, и время их прохождения может быть разным. Отец Александр говорил, что «церковная жизнь в глубоком духовном смысле — это школа, у которой есть свои ступени, свои правила, у которой есть свои сроки — большие, длительные сроки. Поэтому духовная жизнь похожа на поход пешком через два континента».

Настоящий рост нашего духовного существа вряд ли может идти быстрее, чем нужно. Отец Александр Мень был против каких-то обетов на всю жизнь (особенно для новоначальных), а только предлагал их брать на короткий период, например, на время поста. Ибо надолго взятые не по духовному возрасту принципы воздержания могут оказаться болезненным и даже вредным испытанием. Духовное перенапряжение также опасно, как перенапряжение физическое или душевное. Очень часто оно вызывает подсознательную жалость к себе, уныние и разочарование.

Так бывает, когда к Богу приходят из страха или из чувства долга. Настоящая христианская жизнь рождается только из позитивного намерения следовать за Христом. И этот путь не только трудный, но и радостный. Однако понимание этого приходит не сразу.

Старец Никодим предупреждал: «Не определяй времени, потребного тебе для успеха в молитве. Успех приходит незаметно, как совершается рост тела. Положи себе только трудиться и трудиться. Пройдут месяцы и годы, пока покажутся слабые начатки успеха».

«В этом походе, — говорил отец Александр, — нельзя идти слишком быстро, но нельзя и останавливаться. Необходимо набраться терпения и не ждать быстрых результатов.

Главное — верность: верность в молитве, верность в работе, в посещении церкви, в общении с друзьями, верность долгу, верность своему служению.

Второе правило — соблюдение своего ритма. Ритм — очень важная вещь, ритмом бьется сердце, ритмом идут планеты, ритмом идет жизнь». И еще батюшка считал, что очень важно в этом походе — искать способы служить другим людям.

 

Таким образом, отец Александр представлял себе молитвенную жизнь как постоянное восхождение. Его видение духовного пути вполне согласуется с опытом святого Иоанна Лествичника – одного из великих Учителей Церкви. Но наши современники нуждаются в том, чтобы этапы духовного роста были описаны современным языком и согласованы со всем строем сегодняшней жизни.

Отец Александр постарался восполнить этот пробел своей книгой «Практическое руководство к молитве». Он также считал, что Церкви нужны школы молитвы, где люди занимались бы формализацией духовной практики, обучались приемам медитации и сосредоточения.

Хотя такие средства, как концентрация, медитация, уединение имеют вспомогательный характер, они нам даны, считал отец Александр, из-за нашего маловерия и недееспособности. Нигде в Священном Писании мы не встретим примеров концентрации, медитации и т.д. Но мы не имеем права отказываться от всего того, что наработано людьми в этой области, потому что мы не должны преувеличивать своих способностей.

 «Главное — о чем просить, о чем молиться? Не проявляя нетерпения, а только настойчиво, с упорством и стремлением к своей цели молиться: “Дай мне, Господи, спасение уже здесь и теперь, в этой жизни, соверши во мне поворот, чтобы я стал достоин Тебя”».

 

 Если для мистиков Востока (например, йогов) очищение сердца — плод напряженных тренировок в сосредоточении, то для христианина чистое сердце — плод обращения к Христу в покаянии.

Христос пришел, чтобы очистить и приобщить к Своей жизни каждого человека. Каждый может стать исихастом, обрести внутреннюю тишину духа. Совершает же очищение благодать Божия.

«Нельзя выйти на высшую ступень путем самосовершенствования», — писал отец Александр. Хотя христианская Церковь, ее подвижники, уделяют огромное внимание работе человека над собой, тем не менее прийти к Богу самому невозможно.

«Наши упражнения лишь подготавливают душу к тому, чтобы Господь ее открыл. Откровение же приходит через Христа распятого и воскресшего, Который страдал, живя с нами».

 

4

 

Необходимой составной частью молитвенной жизни является пост. Теме поста отец Александр посвятил несколько лекций и много проповедей, особенно исповедальных. О Великом Посте он говорил:

«Великий Пост — это стержень Церковного года. Церковный год подобен системе планет, вращающихся вокруг солнца — Пасхи, а Великий пост — это подготовка к пасхальному празднику. Подготовка очень важная, ибо она возвращает нас к самим себе.

Человек, постоянно устремленный к каким-то внешним целям, похож на поезд, у которого нет остановок. Он постоянно торопится, суетится, постоянно занят какими-то преходящими вещами, и нет у него такого времени, когда бы мог он подумать о душе.

Вот почему еще три с лишним тысячи лет назад Господь сказал через Моисея: “Помни день покоя! Освяти его!” День этот назывался субботой, от старинного аккадского слова Шаббату, праздник. В Ветхом Завете суббота действительно являлась последним днем недели. В христианской же Церкви, в Новом Завете, днем покоя стал день воскресный. Задача этого дня как раз и заключалась в том, чтобы “вырвать” человека из его “бега”, из его постоянной погруженности в суету.

Надо отметить, что духовная история человечества не знала другого такого примера, когда человеку было бы жестко задано правило остановки в его делах: неделя проходит — стоп! Остановись!

Иные люди говорили: “Зачем это нужно? Это формальность! Мы и так всегда найдем несколько минут или часов, или дней, чтобы посвятить их Богу”. Но на самом деле, практика показывает, что у людей никогда не хватало на это времени.

Всегда, когда человек пренебрегал заповеданным днем, у него и остальные дни проскальзывали мимо... Оказывается, отсутствие жесткого, твердого правила расслабляет душу, делает человека еще менее способным на духовную сосредоточенность, которая нам нужна в молитве.

Но тот человек, который строго соблюдал день священный (в древности — день субботний), волей-неволей оказывался перед необходимостью и в то же время перед возможностью подумать о своей душе. Когда человеку было сказано: путешествовать в этот день нельзя, работать нельзя, какие-то дела делать нельзя, в конце концов он должен был остановить свое движение.

Разумеется, всегда находились религиозные формалисты, которые превращали это правило в культ и создавали настолько сложные системы запретов, что человек уже ни о чем другом не мог думать, как бы только ему эти запреты не нарушить. Поэтому Господь Иисус говорил: “Суббота для человека, а не человек для субботы”.

Это значит, что в жизни человека могут возникнуть такие обстоятельства, когда ему необходимо нарушить этот закон. Однако правило остается правилом – священный день, когда всякая деятельность человека останавливается, нужен прежде всего нам самим».

 

Из этого дня покоя и выросла вся наша общехристианская практика постов. Сейчас слово «пост» у всех, в первую очередь, связывается с определенным воздержанием от некоторых видов пищи. Но первоначально воздержание от пищи было признаком траура и печали. Люди постились, когда молились о даровании спасения от великой беды. Однако тогда, в древности, поститься означало вообще не вкушать ничего, кроме воды.

Понимание поста как траурного воздержания от пищи, например, у могилы близкого человека дало повод Христу сказать, что ученики Его могут не поститься, пока Он с ними, пока у них радость и праздник. Когда же наступит время разлуки с Ним, тогда придет и время Поста.

Учение о посте зародилось в те века, когда эсхатологические чаяния господствовали в Церкви. Так, пищевые ограничения, по словам батюшки, «были разработаны еще в первые века Церкви в Иерусалимском монастыре святого Саввы.

Эти ограничения не учитывают условий жизни современных мирян — они были предназначены для монахов.

В этом известная трудность проведения поста в наши дни. Каков должен быть пост для мирян, мог бы решить Всеправославный Собор, но он давно не собирался.

Поэтому сегодня Церковь предоставляет это решать каждому по своим силам, способностям, обстоятельствам жизни и личной совести. Проще всего узнать, что конкретно для каждого подходит, проконсультировавшись со своим духовником».

 

Уже с первых веков христианства апостолы и Отцы Церкви были заняты мыслью о правильном христианском восприятии поста. Так, св. Иоанн Златоуст поучал:

«Общий всех нас Господь как чадолюбивый Отец, желая очистить нас от грехов, сделанных нами в какое бы то ни было время, даровал нам врачество во святом посте. Итак, никто не скорби, никто не являйся печальным, но пусть все ликуют, радуются и прославляют Попечителя душ наших, открывшего нам этот прекрасный путь, и с великим удовольствием принимают Его наставления!»

А батюшка часто вспоминал такое высказывание св. Иоанна:

«Не рассказывай мне, что я ел что-то не то, а ты лучше скажи, примирился ли ты со своим врагом, обуздал ли ты свой язык?»

Отец Александр также полагал, что каждый во время поста должен нацелиться на какой-то свой изъян, свой недостаток, который хорошо знает, например, на завистливость, на размагниченность, на празднолюбие.

«Самое главное, чтобы мы постом больше внимания обращали не на то, какую пищу мы едим или не едим, а на то, не “едим” ли мы своих ближних. Ближний — это самая скоромная пища. Когда человек пожирает своего ближнего, хуже греха нет!»

Отец Александр называл пост дивным, замечательным временем для христианина. Он старался передать прихожанам свое радостное отношение к посту как к мистическому времени, когда перед нами открываются дополнительные духовные возможности.

А чтобы мы не думали, что пост может быть чем-то нам в заслугу, нам дается притча о мытаре и фарисее (Лук 18.1-8). И также притча о Закхее (Лук 19.1-10), чтобы мы поднялись над суетой, над чувственностью и другими канатами, привязывающими нас к земле. И только тогда молитва может нам помочь.

О смысле пищевых ограничений отец Александр также говорил неоднократно:

«Есть и еще одно основание поста, касающееся именно животной пищи. Оно не очень сильно декларировано в Церкви, но многие известные церковные деятели его все-таки подчеркивают.

Дело в том, что человек не призван быть хищником. Только силой обстоятельств и Божием снисхождением ему как бы дано разрешение питаться плотью убитых живых существ. Однако это — не нормальное, не идеальное состояние, это беда человека. И на опыте проверено, что воздержание от животной пищи помогает духовной жизни.

Любое принятие пищи — это причастие плодам природы. Хлеб — это плоть зерна, пища, приготовленная из растений, — это плоть этого растения. То же самое с плотью животных, рыб, птиц, зверей...

Что бы мы ни ели, мы причащаемся природе через пищу, и таким образом природа входит в нас, живет в нас в буквальном, прямом смысле. И кто знает, если мы едим убитое существо, не входит ли в нас его страдание, его страх, его мука?

В Евангелии нет заповеди, где было бы сказано, что человек не имеет права на жизнь живых существ. Однако Писание говорит, что блажен тот, кто “и скоты милует”, то есть тот, кто относится милосердно к животным.

В любом случае, воздержание, хотя бы временное, от этих несовершенных видов пищи — дело несомненно благое. О пользе для организма временного отказа от скоромной пищи много пишут и современные диетологи. Все это составляет третье основание поста.

<…>

Есть также несомненный моральный выигрыш от пищевого воздержания на определенное время. Ибо всякое воздержание есть усилие нашей воли, нашей души. Каждый раз, когда мы говорим себе “нет”, мы крепнем, и всякий раз, когда мы поддаемся какому-то влечению, мы можем духовно ослабевать.

Хорошо известно, что всякое настоящее творчество требует напряжения духовных и душевных сил, требует отказа. Например, если человек занимается наукой и погружен в проблемы, которые он исследует, ему приходится иногда от многого отказаться.

Так же и с искусством. Не зря говорят, что “искусство требует жертв”. Подлинное искусство действительно требует жертв! Тот, кто хочет создать в литературе, в живописи что-то серьезное, должен пожертвовать своим покоем, должен одолевать свою лень, должен, может быть, от чего-то и отказаться...

И так во всем. Если вы хотите познать настоящую любовь, или воспитать хороших детей, или вы хотите сохранить и углубить дружбу, без отказа от чего-то, без аскезы ничего не выйдет.

Девушка, которая выходит замуж, или молодой человек, который женится, если они не желают обуздывать свою самость, свой эгоцентризм, обрекают свое супружество на неудачу.

Значит, для всякого созидания необходимо усилие, душевное напряжение. Тем более они необходимы для внутренней духовной жизни. И если мы в какие-то периоды жизни отказываемся от той или иной пищи, от того или иного развлечения, это как раз и создает такую внутреннюю борьбу, которая делает нас сильнее. Это маленькая жертва Богу, которую мы приносим.

Не надо только думать, что Богу нужно, чтобы мы ели что-то определенное. Человек, который не ест мясо всю жизнь, вовсе не становится от этого святым. Ведь травоядные животные тоже не едят мяса, и им это в заслугу не ставится....

Короче говоря, все аскетические усилия, по словам преп. Никодима, — только средства к достижению цели. Эта цель есть самое совершенное и великое дело, которого только и может желать и достигнуть человек, — сближение с Богом и пребывание в единении с Ним».

Мы видим, как аккуратно отец Александр перемещает акцент с мироотрицания на утверждение жизни, близкое Священному Писанию и учению Отцов Церкви. Так, св. Иоанн Златоуст говорил: «Все наше попечение да будет о спасении души и о том, как бы нам, обуздав телесные похоти, совершить истинный пост — то есть воздержание от зла, ибо в этом и состоит пост… Постящемуся более всего нужно обуздывать гнев, приучаться к кротости и снисходительности, иметь сокрушенное сердце, отражать нечистые помыслы и вожделения… быть выше любостяжания, в милостыне показывать великую щедрость, изгонять из души всякую злобу на ближнего».

А св. Марк Подвижник писал: «Хорошее дело пост, бдение, странническая жизнь, однако это только труды наружной благой жизни, но чин христиан есть более внутренний, нежели сии (телесные добродетели), и никто не должен (только) на них надеяться».

Также и св. Авва Дорофей говорил, что мы не только в пище должны соблюдать меру, «но удерживаться и от всякого другого греха, чтобы как поститься чревом, поститься нам и языком, удерживаясь от клеветы, от лжи, от празднословия, от уничижения, от гнева и, одним словом, от всякого греха, совершаемого языком.

Также должно поститься и глазами, т.е. не смотреть на суетные вещи, ни на кого не смотреть бесстыдно и без страха. Также и руки, и ноги должно удерживать от всякого злого дела.

Постясь таким образом, как говорит Василий Великий, постом благоприятным, удалясь от всякого греха, совершаемого всеми нашими чувствами, мы достигнем святого дня Воскресения, сделавшись новыми, чистыми и достойными причащения Святых Таин».

 

 По поводу упражнений в посте и молитве у батюшки было убеждение, что «можно привести себя в состояние восторга, прострации или экстаза, можно просветить свое сознание и чувство, но нельзя вызвать Бога искусственным образом. Потому что Создатель наш есть Личность и мы перед Ним стоим... и мы не можем к нему войти и сказать: “Вот мой билет — впусти меня”».

Отец Александр вел своих чад потихоньку, никогда не спешил усиливать строгость поста и молитвы и не забывал о вещах совсем простых, которые у людей целеустремленных иногда просто выпадают из поля зрения.

Так, он рекомендовал своим ученикам постом чаще бывать за городом, считая, что общение с природой (особенно для горожан) — простой и надежный способ восстанавливать утраченное равновесие. Перед воскресной Литургией советовал побывать в храме на вечернем богослужении, чтобы иметь время привести свои мысли и чувства в порядок.

 

5

 

Начиная книгу о молитве, отец Александр пишет, что его задачей было выделить из обширного наследия Святых Отцов и праведников то, что может служить конкретным руководством для современного человека. Ведь многое из того, о чем писали подвижники, «связано с условиями жизни, далекими от тех, в которых мы живем теперь».

На первом этапе духовного пути человек, только пришедший в Церковь, должен приучить себя к постоянству в молитве. Ритм постоянной молитвы с самого начала задает утреннее и вечернее молитвословие — чтение так называемого молитвенного Правила. Это необходимо, потому что в противном случае душа выпадает из молитвенной жизни, просыпаясь от случая к случаю.

«Человек, — говорил отец Александр, — который каждый день не приучает себя к молитвословию, в трудный, критический момент не сумеет собраться, не сумеет произнести молитву, он будет растерян, не сможет собрать свою душу воедино. Вот почему Церковь нас наставляет, чтобы мы в своей духовной жизни следовали правилам, которые бы нас укрепляли. И молитвословие — это есть одно из таких правил.

 Это можно пояснить на примере каких-либо телесных упражнений. Человек, который ежедневно упражняется, становится крепче, и в нужный момент эта крепость ему послужит хорошо. Если же он пренебрегает упражнениями, то придет час, когда надо будет применить силу, и силы у него не окажется».

И совсем не страшно, что молитвы молитвослова написаны чужими словами. Отец считал, что чтение молитв праведников связывает нас с их творцами, подобно тому, как человек, смотрящий на картину или слушающий музыку и стихи, приобщается к внутреннему миру их создателей.

Почему мы часто вставляем в молитвы строчки псалмов? Потому, говорил батюшка, что «псалтырь есть молитва всех времен и народов, и она всегда может оказаться знакомой, всегда может оказаться вдохновенной для других людей».

Однако при этом он рекомендовал с самого начала добавлять к утреннему и вечернему Правилу несколько молитв своими словами.

«После того, как прочел молитвы, — говорил он, — обязательно надо обратиться к Господу от себя. В трех вещах: покаяться в грехах, просить у Господа то, что хочет твое сердце, и третье — благодарить Его за то, что было доброго за это время».

«Всегда, когда вам бывает тяжело или горько, благодарите Бога за все, перебирайте в уме и сердце все то, что было прекрасного в жизни, и благодарственная молитва вас укрепит.

Даже грех, испытание, искушение, в которое мы впадаем, может быть поводом для благодарности. Мы видим, что мы грешники, за что же нам благодарить? Будем благодарить за то, что Он нас принимает, несмотря на то, что мы такие, какие мы есть».

 

И еще о.А. рекомендовал каждый день выделять несколько минут, чтобы учиться молиться в совершенном молчании. Он говорил: «Молитва молча. Совсем молча. Вот вы одна (один) дома. Занимаетесь по хозяйству. Оторвитесь на минуту. Подойдите к иконе, станьте, закройте глаза. Потом посмотрите на икону и опять закройте глаза. Молча постойте так и подумайте в это время: “Господь на меня смотрит, Он мне посылает Свое благословение”. Если вы из 24 часов выберете две минуты, чтобы молча предстоять перед Богом, вы уже почувствуете, какая сила в вас входит».

«Чем мы можем обогатить почву души своей? Прежде всего молитвой, прежде всего обращением к Богу. Наша же молитва вырывается из сердца только тогда, когда нас обстоятельства заставляют, когда нам трудно, когда у нас тяжелое душевное состояние, когда у нас болезнь, когда у нас искушение.

Читаем Правило молитвенное рассеянно, а ведь Святые Отцы говорили, что читать молитвы по молитвеннику — это только начало, что эти молитвы, написанные святыми, должны пробудить нашу собственную молитву, наше собственной воздыхание к Богу, собственный порыв к небу.

Если ты хотя бы на секунду почувствуешь радость от этого порыва, значит молитва была настоящей. А если просто что-то пробормотал, занятый своими делами, то такая молитва неполная и очень слабая».

Отец Александр часто повторял, что радость нашей вечной жизни должна быть написана у нас на лицах. «Достаточно посмотреть, как выходят повенчавшиеся люди из Церкви. У них на лицах написана радость. Когда человек выиграл в лотерею деньги, он весь светится, по его лицу можно сказать, что у него праздник сегодня. Но разве не дал нам Господь праздник, соединив нас с Собой? Разве мы не выиграли в самой большой лотерее тем, что нашли Слово Божие или участвуем в таинстве?»

Благодарение, покаяние и прошение — три главных молитвы, которые нам заповеданы Евангелием. И в «Отче наш» есть прошение, но начинается эта молитва не с прошения, а с принятия, с согласия: «Да будет воля Твоя», «Да приидет Царствие Твое». А уж потом сказано: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». В этом порядке молитвы заключается внутреннее раскрепощение.

«Мы не свободны, — говорил батюшка, — и мы должны начинать с того, чтобы как-то освобождаться, расправлять свои душевные “плечи”, которые сгорблены под бременем жизни. Нас все время грызет что-то, причем это превращается уже в невроз, в навязчивую идею, превращается в тяжелый фон озабоченности. Но Господь сказал, чтобы мы не заботились о том, что есть завтра и что пить. И даже если мы составляем планы на будущее, они должны быть свободным эскизом, а не каким-то давящим планом, который делает нас рабами».

Священное Писание освобождает нас, проповедуя «постоянное сознание власти Всевышнего. Человек теперь стоит перед Богом. Его жизненная задача представляется как спущенная свыше, что повышает осознание им собственной ответственности» [11]. Это ощущение связи с Богом, достигаемое в молитве, делает человека свободным.

Когда мы свободны, мы — счастливы, несмотря на немощи, которые нас сгибают. Мы причастны тайне благодати Божией, нам открывается много удивительного и замечательного. Кроме того, у нас есть братья и сестры, они есть по всей земле. Мы включены в вечное, Божественное, и мы можем через Божественную призму рассматривать все...

«Мы не должны, — говорил отец Александр, — терять способность свежо посмотреть на вещи, на своих близких, на окружающий мир. И нам надо стараться быть легкими на поворотах, легче жить, уметь отодвинуть от себя, когда нужно, удручающие нас обстоятельства, подняться над ними и быть вольными странниками».

 

6

 

В книге о молитве отец Александр подробно останавливается на возможных трудностях и испытаниях, ожидающих христианина по мере возрастания в молитве. Эмоциональный подъем, духовная радость, которые испытывает человек в начале пути, может потом смениться периодом «сухости».

Это означает, что Бог хочет «научить нас более твердому благочестию среди испытаний и искушений» [12]. В это время мы учимся искать в молитве Самого Бога, а не радостей, которые от Него исходят. Но благодатное переживание любви к Богу и нежности к людям это то, что позволяет нам всецело отдать себя нашим ближним [13].

Силой любви Господь ведет нас за пределы самости, двигает нашу душу вперед, в вечность. Кроме того, благодатная сладость в сердце, радость и мир души — эти поощрения, которыми мы влечемся к молитве. Святой Макарий Великий говорил: «Как при насаждении винограда... если их (плодов – А.Е.) не будет, то все дело будет тщетно, так и при молитве, если не будет плодов мира, радости, то бесполезен труд наш...»

Есть смысл в том, чтобы снисхождение Духа Божия было психологически ощутимо, но этот смысл не абсолютен, состояние экстаза может быть временным, преходящим. Кроме того, таинственное действие Духа далеко не всегда подобно огню и буре. Тому свидетельство Священного Писания — явление Господа пророку Илье на горе Хорив (3 Цар 19.12).

Христианство не экстатическая вера, не психологическое состояние. О подлинной молитве свидетельствует само Евангелие: мы никогда в Нем не видим Христа в состоянии экзальтации. Он всегда ясный и трезвенный. И всегда апостолы призывают нас смотреть на плоды Духа в жизни христианина. Действие Духа познается по плодам.

Христианские мистики и святые считали также, что на пути каждого христианина может рано или поздно возникнуть состояние сухости, воспринимаемое как богооставленность, ощущение «темной ночи». Но оно не является чем-то окончательным.

«Не нужно в этих случаях отчаиваться, — говорил батюшка, — нужно оставаться в спокойствии, помня, что Господь не оставит нас даже в периоды бесчувствия и немощи». Если упорно идти по пути молитвы, то со временем этот период должен смениться состоянием непрестанной молитвы, в которой человек находит для себя бесконечный ресурс, неиссякаемый источник духовных сил.

Если мы будем верны Ему в испытании, если мы устоим в периоды сухости и духовного бесплодия, Он придет к нам и откроет в нас источник безмолвной молитвы. «Она уже не будет зависеть от нас, а потечет как тихая струя благодати... Когда Господь освящает нас благодатными дарами, наша сокровенная молитва становится сознательной и частая молитва переходит в непрерывную».

Такая молитва есть неизменное пребывание пред лицом Божиим, постоянное присутствие в Его Славе, ежесекундное общение с Ним в любых обстоятельствах жизни. Это общение, которое наполняет человека радостью, энергией, силой для активной, творческой жизни. Такую молитву батюшка называл Встречей, это то, что признано главным в традиции Восточного христианства.

 

7

 

Отец Александр всегда интересовался христианскими практиками сосредоточения и созерцания, способными помочь современному человеку в молитве. И, конечно, он не прошел мимо наследия восточных учителей Церкви, оставивших миру бесценное сокровище — учение об «умной» или Иисусовой молитве. В полном виде она звучит так: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного (грешную)».

Протоиерей Александр относил её к высшим ступеням молитвы. А Оливье Клеман писал об Иисусовой молитве: «…этот метод, передаваемый из уст в уста... был разработан в XIII веке, когда опытных учителей почти не было. Но, возникнув и влившись в церковную жизнь, он привел ко всеобщему ее обновлению, породив среди прочего и подлинных духовных отцов».

Климент Александрийский был одним из первых, кто предлагал постоянно молиться краткими молитвами весь день и всю жизнь. Также архимандрит Киприан писал, что «для этой молитвы не нужны храмы. Богослужения, совершаемые в сердце, не подчиняются церковным типиконам».

Большое внимание уделял Иисусовой молитве и св. Иоанн Кронштадтский, который отмечал: «В имени Божием присутствует Сам Господь силой Своей, простотой Своей. Призывание имени Божьего в молитве есть непрестанное причащение Божества простого и неделимого».

Он же советовал, когда молишься, почитать слова молитвы как бы «за уже воплощенные, как за самое дело, которое просишь у Господа». Значит в Иисусовой молитве мы также способствуем продолжающемуся воплощению Бога Слова.

Хотя батюшка поощрял занятия Иисусовой молитвой, но считал важным не торопиться увеличивать ее продолжительность. Он полагал, что Иисусова молитва должна входить в жизнь постепенно и практиковаться только под наблюдением опытного духовного наставника.

Свое руководство, где содержались рекомендации по технике непрерывной молитвы, он давал людям только через несколько лет жизни в Церкви и всегда лично.

У самого отца Александра был большой опыт Иисусовой молитвы. В алтаре у него всегда были при себе четки, и он начинал их перебирать, как только что-то отвлекало его от Богослужения. Но не только во время службы отец Александр творил эту молитву. Он очевидно пребывал в состоянии молитвы даже на людях; потому и был надежной опорой для своих духовных детей.

 

Польза Иисусовой молитвы обнаруживает себя во всех сторонах человеческой жизни, но главный результат, по словам батюшки, проявляется в области духа.

«В человеке есть сокровенная сущность, которая проистекает от Бога и влечется к Нему... молитва соответствует самой природе человека… Значение непрестанной молитвы — научить следовать вложенному в нас стремлению...».

«Сосредоточенность на имени Христовом пронизывает светом всю духовную жизнь человека. Молитва овладевает всем его существом… В падшем состоянии природа человека расслаблена и раздроблена. Анархические мысли и чувства делают его неспособным сосредотачивать ум на Боге. Целостность же человека восстанавливается благодаря схождению ума в сердце, т.е. подчинением всех сил человека Духу, и этому снисхождению способствует Иисусова молитва».

Иисусова молитва освящает наше сердце и высвечивает, как прожектором, все темное. Святая Тереза Авильская писала: «Созерцая Его величие, мы задумываемся о нашей низости; созерцая Его чистоту, мы видим нашу грязь»[14].

 Молящийся «умной» молитвой становится более бдительным к своим мыслям. И хотя полностью контролировать их — идеал, к которому мы лишь стремимся приблизиться, уметь сознательно держать свое внимание вблизи Господа, сохраняя Ему преданность в сердце, есть начало непрерывной молитвы.

Иисусова молитва может удивительно преобразить всю церковную жизнь христианина, дать силы для свершений, о возможности которых он даже не подозревает. Отец Александр писал:

«Повторяя имя Иисуса, мы все больше соединяемся с молитвой Самого Христа. Проникаем в Его сыновнее отношение к Отцу.... Соединяя нас с Ним, имя Иисусово не только позволяет нам преумножать Его мистическое тело — Церковь, оно вводит нас в самую сердцевину и тесно связывает с каждым ее членом... Поклоняясь имени Иисусову, мы полнее живем и чувствуем вместе с Церковью, содействуем ее возрастанию и единству. Трудясь же внутри Церкви, мы получаем возможность действовать и внутри всего творения».

Когда мы призываем имя Иисуса на природу, на весь мир, мы этим самым мир освящаем и соучаствуем в исполнении Обетований, в Преображении мира, о котором писал апостол Павел (2 Кор 5.19).

 По словам отца Александра, постоянное чтение Иисусовой молитвы смыкается с призывом Апокалипсиса — «Ей, гряди, Господи Иисусе» (Откр 22.20). «Призывая имя Иисуса на горы, море, камни, растения и животных, на всю природу, мы исполняем их немое бессознательное стремление к Богу».

Также велико значение Иисусовой молитвы за людей, ибо, когда мы молимся этой молитвой, мы становимся ближе к своему духовному Центру и одновременно ближе друг к другу во Христе Иисусе.

 

Отец Александр полагал, что «умная» молитва, укрепляя духовные силы, должна помогать нам трудиться для людей, увеличивать нашу ответственность перед миром. Но не все пастыри придерживаются этой позиции. Некоторые из них акцентируют свое внимание, например, на услаждении Иисусовой молитвой. И тут мы вновь сталкиваемся с различным пониманием смысла жизни христианина.

Что такое для человека Церковь? Убежище или стартовая площадка для служения людям? Принципиальное отличие взглядов отца Александра в том, что для него молитва — средство для выполнения задач, возлагаемых Богом в этой сложной жизни.

Вспоминаются слова св. Григория Синаита: «Благоразумие и благодарность требуют позаботиться о том, чтобы открыть свои дары людям». «Когда центр человеческой личности перемещается в сердце, и личность приходит в равновесие, и целостность этой личности восстанавливается, тогда сам человек становится дверью, через которую в наш мир могут проникать Божественный свет и сила». «Бог повелевает, — говорил о.Александр, — но реализуется через плоть».

«Умная» молитва – это дар Восточной Церкви миру, возможно еще до конца не осознанный. И в опыте этой молитвы отец Александр ближе всего к восточной церковной традиции. Для него Иисусова молитва наравне с Евхаристией была главным источником потрясающей работоспособности, творческой энергии и беспредельной любви к людям.

 

Батюшка считал, что интенсивность «умной» молитвы так же, как и частота участия в таинствах, должна зависеть от углубления человека во всю полноту церковной жизни. Духовник, правильно направляющий своих учеников, помогает им ввести Иисусову молитву в открытую жизнь по Евангелию. Противоречия возникают только тогда, когда мы остаемся в рамках статичной модели мира. Если же мы обращаемся к молитве как к благодатной силе, как к средству динамического приобщения к Царству Божиему, противоречий быть не может. Ибо Библейское Откровение обращено к жизни.

 В одной из бесед отец Александр говорил: «Статическое всегда было, оно не имеет любви, оно охраняет свое, как пес охраняет свое, оно служит устойчивости социальных систем, защите того, что уже есть. Открытая система — это система, где дышится легко, где во главу угла поставлена любовь...

Где сестры матери Терезы находят силы для своего служения? Мы должны ощущать себя допотопными питекантропами рядом с этими девушками или старушками, рядом с этими мужественными монахинями, которые шли помогать страдающим в Ирландии, в Ольстере, в Афганистане — всюду.

Где они находили силы для этого? Силу давал им Бог. То, что они делают — это невозможно. То что они делают — это чудо. Но это есть чудо любви. А поддерживает их и питает молитва.

Каждый день эти юные существа становятся перед Святыми Дарами, предстоят в молчании и молятся. Каждый день они подходят к Святому Причастию. Каждый день они просят сил для своего подвига.

И в результате они оказываются сильнее многих людей. Они — вестники будущего. Такие вестники были всегда, их немного. Но духовный поток человечества развивается как раз по этим линиям...»

Сама Тереза Калькутская так выражала свое кредо: «Молчание рождает веру, вера рождает любовь, любовь рождает дела, а дела — это служение Божие».

Вот почему отец Александр с уважением и любовью относился к монахам, работающим в миру, таким, как Малые сестры (и братья) Младенца Иисуса или сестры матери Терезы.

Вообще же он считал, что традиционное монашество, запертое в стенах монастырей, себя изживает; и хотя призвание к монашеской жизни сохранится, тем не менее, форма его явления миру изменится.

«Действительно совершенным, — писал А. Бергсон, — является мистицизм великих христианских мистиков... Они прорвали преграду, и их вновь подхватил необъятный поток жизни; из их возросшей жизненной силы высвободилась необыкновенная энергия, дерзновение, мощь познания и осуществления».

Это описанное философом состояние человеческого духа, эту избыточную жизненную активность как раз и называл отец Александр подлинным Преображением, обещанным каждому нашим Спасителем.

Великие христианские мистики, такие, как апостол Павел, направили энергию молитвы на распространение христианства. Отец Александр Мень свою молитвенную силу отдал на восстановление Православной Церкви в один из самых трудных моментов ее истории.

 

8

 

Человек становится самим собой и узнает свое истинное призвание в той степени, в какой он приближается к Богу. Однако духовное возрастание подлинно только тогда, когда сохраняется его связь с миром. «Ибо всякая благодать даруется ради других», — писал А. Любак. «Благодать созерцательной жизни... даруется избранным душам во благо тех, кто несет бремя жизни деятельной. И оттого причастность этой благодати, которая делает нас членами Церкви, требует от нас двух вещей: содействовать спасению мира, где каждый на собственном пути участвует в созидании великого Здания, для которого мы должны служить одновременно и работниками, и камнями, и содействовать спасению тех, кто внешне остается “неверными”. Две эти обязанности проникают одна в другую, обе они, если так можно выразиться, содействуют созреванию Искупления» [15].

Дух, действуя незаметно и неявственно, показывает Свою силу в конкретных обстоятельствах человеческой жизни. «Если человек, слабый нравственно, — говорил о.А., — обретает нравственную силу, человек робкий обретает мужество, человек, неспособный к молитве, приобретает дар молитвы, человек, который не имеет естественных даров, вдруг их получает, это и есть действие Духа Божия». Поэтому мы и говорим: «…приди и вселись в нас». Ибо это есть самое интимное воздействие, которое вожделенно для каждого христианина.

Духом Божиим освящается дух человека, его душа и тело. Дух Божий дает силу не на бесполезное чудо, вроде умения говорить странными языками, а на развитие нужных людям способностей. Если это мать — быть хорошей матерью, если это работник — быть хорошим работником, если это человек, имеющий какое-то призвание, — достойно осуществлять это призвание. Важно помнить, что «без этой силы мы бессильны» и желать обрести ее в молитве.

Но у современного человека мало времени на молчание и молитву. Ему необходимо постоянно готовить свою душу стать храмом Святого Духа. Моисей и Амос, по словам батюшки, годами готовились к Встрече с Господом. И мы должны внедрять созерцание и молитву более основательно в нашу жизнь, помня о нашей земной суете. Ведь так важно не просто прийти в Церковь, а стать Церковью, то есть сочетаться с телом Христа, в котором Он глава, а мы члены. Это понимают сегодня и на Западе, и на Востоке.

Молитвой, смиренным трудом, заботой друг о друге люди привлекают Христа, чтобы Он обитал в них самих и в Церкви. Их дела могут быть невелики, но, когда рядом есть братья и сестры, можно жить полноценно и радостно, делая и малые дела. Главное нести с собой радость, тепло и любовь в наш враждебный и холодный мир...

 

 

Христианство, по мысли отца Александра, это религия сердца, религия личного спасения, которая в истории получила перевес над казенным патриотическим благочестием. И этот новый индивидуальный характер веры требует новых форм общности.

Батюшка считал, что «едва рожденная Церковь уже имела прообраз в сакральных корпорациях античного мира». Эти общины собирались на совместную молитву и братские трапезы, в них посвященные чувствовали себя членами духовной семьи.  С этого Церковь начиналась, а потом все погасила увлеченность массовым культом, мистериями, больше напоминающими театр.

И действительно, разве были вначале пышные храмы? Христиане скромно встречались по домам, при том, что жили и работали в самых разных местах. Было очень мало внешней, обрядовой атрибутики, которая со временем породила подсознательное ощущение «своей» и «правильной» веры, закрепляя мировосприятие, противное библейскому духу.

Когда христиан объединяет только храм и совершающееся там богослужение, а общение между ними становится поверхностным и безличным, даже Литургия теряет Дух Любви и превращается в малопонятное зрелище.

Но настоящее христианство никогда не удовлетворялось только богослужением. Жажда личностного общения и настоящей молитвы приводила к появлению христианских братств, в центре которых был Христос. Так возникли и братства св. Франциска, и Киево-Печерская Лавра, и многочисленные общины наших дней.

Сегодня поток христианской жизни устремляется все дальше от массовых и пышных богослужений в сторону созидания небольших молитвенных групп, связанных глубокими личными отношениями. Церковь больше не может быть коллективным предприятием. Настоящая вера должна всегда оставаться чем-то прикровенным и личностным. Отец Александр подчеркивал: «Человек есть прежде всего личностное существо.

 

Митрополит Антоний Блюм с общиной отца Александра

Самосознающая личность, способная в своем мышлении охватить весь мир, не растворяясь в нем, есть вершина тварного бытия. Именно возрастание личностного начала было условием для движения человечества вперед. Но магизм затормозил “исполнение времен” на многие тысячелетия. Он извратил и самую религиозность человека, его отношение к Богу, Природе и себе подобным» [16].

Максимилиан Волошин писал в поэме «Путями Каина»:

«Пока рука давила на рычаг,

А воды

Вращали мельничное колесо —

Их силы

Не нарушали древних равновесий.

Но человек

К извечным тайнам подобрал ключи

И выпустил плененных исполинов».

 

Уже в 20-е годы, когда были написаны эти строки, люди страдали от выпушенных на волю демонов цивилизации. Тогда Церковь не смогла противопоставить их влиянию новые формы социальных отношений, соответствующих истинной духовной природе человека. Магическая религиозность масс заморозила животворящий источник милосердия и любви. И мир был ввергнут на несколько десятилетий в хаос ненависти и террора.

Сейчас, когда жизнь стала еще более бездушной, Церкви необходимо наконец повернуться лицом к человеку, к личности. На Западе такой поворот был инициирован Вторым Ватиканским Собором. Повсеместно стали возникать молитвенные группы, появился апостолат мирян, школы верных, школы евангелизации и многое другое. Основная ответственность за судьбу Церкви легла на членов христианских общин.

В результате произошло существенное изменение качества христианской жизни. Церковь стала тем, чем призвана быть: Народом Божиим, «святым храмом в Господе», который «устрояется в жилище Божие Духом» (Еф 2.21) [17]. Если раньше церковный приход состоял из людей, живущих неподалеку от храма, то в настоящее время, говорил отец Александр, «приход становится эквивалентом общности совершенно другого типа».

Сегодня во всех приходах наблюдается стремление к более глубоким человеческим отношениям. Приходы превращаются в конгломераты малых групп верующих, спаянных общими интересами. Те, кто прошел катехизацию и крестился, не хотят потом затеряться в массе себе подобных. То, что их сблизило (совместная катехизация, вхождение в Церковь), естественно становится началом малой общины, где христианская жизнь может продолжаться.

Отец Александр, цитируя К. Льюиса, писал: «Если и впрямь начинается христианское возрождение, то оно будет развиваться медленно, тихо, в очень маленьких группах людей» [18].

А отец Жак Лёв считал, что церковным деятелям сегодня необходимо сконцентрироваться на самом главном: «создании местных общин, воспитании и подготовке вдохновителей...» [19]. Все, кто хотел изменить мир, следовали по такому пути: находили людей, побуждали их к самостоятельной активности для продолжения начатого дела.

Именно этим и занимался о.А.Мень — созданием общин и подготовкой их лидеров. Отец Александр и отец Жак Лёв пришли к этим выводам независимо друг от друга, они познакомились и сверили свои позиции намного позже — в конце 70-х годов, когда в приходе отца Александра уже много лет действовали малые группы.

Некоторым такие формы церковной жизни, как молитвенные группы и экуменическое общение, кажутся модернистскими. Но на самом деле, подобные отношения между верующими реанимируют настоящую жизнь древней Церкви. Заученная, обрядовая молитва и межконфессиональные распри были привнесены в более поздние века. Первоначальная, апостольская, Церковь была открыта к изменениям и росту.

 

9

 

Именно в молитвенных группах, а не в уединенных скитах возможно сегодня восхождение на высшие ступени молитвы. Еще святой Феофан Затворник, по словам Григория Флоровского, указывал на отсутствие опытных учителей, способных безопасно провести по дорогам «умной» молитвы. Но он же дал и рецепт: собираться вместе желающим научиться молитве, читать слово Божие вместе, «жить общим советом»[20].

Значит, уже в XIX веке Церковь считала, что небольшие молитвенные общины могут компенсировать нехватку опытных пастырей и дать опыт молитвы. Также и наш современник брат Роже из Тезе говорил: «Церковь занимает нас не сама по себе, а постольку, поскольку дает нам возможность найти Бога у истоков молитвы» [21].

 Вхождение в Церковь должно сопровождаться такой молитвенной Встречей, после которой человек обретает настоящий опыт внутреннего перерождения. Когда человек спасен, когда он искуплен, когда он соединен с Господом и с другими христианами, он познает истинную свободу.

Отец Александр считал, что «никакие внешние перемены не могут дать радикальных изменений, если люди не переживут эту свободу» в собственной жизни [22]. Поэтому апостолы призывали присоединяться к той общине, в которой опыт обновления, радости и любви стал реальным.

Батюшка говорил про раннюю Церковь, что мир, из которого люди ушли, был тьмой по сравнению с новой жизнью. Так и в наше время: жизнь до участия в общинах и жизнь, которая в них началась, — отличались кардинально.

Те, кто тосковал по свободе в советское время, не могли обрести ее в общественной деятельности, но осознавали свое достоинство как детей Божиих именно в малых группах. Несмотря на постоянную угрозу ареста и притеснений, духовно мы чувствовали себя счастливыми. Ученик и друг отца Александра поэт Александр Зорин (на фотографии – слева), сформировавшийся как христианин именно в подобной общине, так писал о нашей жизни в период гонений:

 

«В клубке оголенных проблем

любой — намагниченно-взвинчен.

Стал до осязанья привычен

шуршащий, свистящий Мальстрем.

Но есть же преграда ему!

Мир светлому дому сему...

Чуть брезжит окошко в тумане.

Уж за полночь. Христиане

расходятся по одному

 

Как слушал апостола Рим,

Теснившийся в инсулах, чтобы

спастись. Как святой Серафим

Российские плавил сугробы

И Спасу цветами кадил —

Так верную Весть Гавриил

Приносит в высотки, в хрущобы.

 

Приносит и через порог,

И с музыкой сквозь потолок,

И с грохотом по водостокам.

Толкает чудесный челнок —

Хитон еще новый не соткан.

Тот самый, что небо и землю

покроет сияющей сенью.

 

И хоть сатана побежден,

а все же в агонии страшен.

Не сдаст без сражения он

своих циклопических башен.

 

Здесь мирного не было дня.

Здесь гибнет и гибнет живое.

Здесь самое жало огня.

Здесь самое месиво боя.

 

Но Весть, как стрела с тетивы,

слетает под блочные своды.

Чтоб встали сквозь камни, сквозь годы,

сквозь темное поле Москвы

ее оперенные всходы».

 

Существует обычай, когда на Пасху все зажигают свечи в начале Пасхальной заутрени: человек подходит, берет огонь от светильника на подсвечнике, а к нему подходят другие и зажигают свои свечи от его, и так далее, пока все в храме не оказываются с запаленными свечами… Потом все идут крестным ходом вокруг храма в ночной темноте, которую освещает только мерцающее пламя свечей… Но иногда они гаснут на ветру, и если рядом идет кто-то с огоньком в руках, то можно быстро зажечь свою свечу от его и опять хранить тепло в своей ладони…

Также и в христианской жизни, чтобы никогда не смог погаснуть свет собственной веры, важно, чтобы рядом были люди, в чьих сердцах горит огонь Господень.

Совместная еженедельная молитва и чтение Слова Божия в малых группах — это как раз тот стержень, вокруг которого должна вращаться вереница обыденных дней. Это то, что было в древних пророческих общинах, и то, что послужило образцом для будущей апостольской Церкви.

 

10

 

Построение общины совершается так же постепенно, как устроение настоящей семьи, где только через много лет радостей и испытаний появляются подлинные доверие и любовь. Так же и в молитвенной группе: нельзя надеяться, что все произойдет быстро и само собой…

Отец Жак Лев писал: «Когда мы говорим о первичных общинах, если кто пожелает принять участие в одной из них, должен заранее примириться с перспективой длительного периода скрытой жизни. Первичная община не может возникнуть без предварительной дружбы, основанной на длительной совместной жизни в смирении, верности и однообразном повседневном общении» [23].

Обычно людей сначала сближает что-то вроде влюбленности – эйфория новой дружбы. Потом могут быть искушения, но искушения, как говорил о.А., обязательно должны быть во всяком святом деле, ведущем к спасению. Их важно преодолеть. И если плодом любви в семье обычно являются дети, то в общине также происходит рождение — рождение Христа.

 

Для участия в жизни общины, как и для всякого другого дела, человек должен созреть. Только что крестившийся христианин проходит, по мысли батюшки, через несколько этапов. Первый этап — он приходит в храм; второй — принимает участие в таинствах; третий — учится храмовой молитве; четвертый — начинает участвовать в каком-либо общении. Человек должен сам почувствовать, когда будет готов для жизни в молитвенной группе. Загонять в них кого-то отец Александр считал бессмысленным делом.

Он знал, что есть люди, которые активно общаются со своими сослуживцами или семьей; другие же живут замкнуто, ни в ком не нуждаются, приходят в Церковь постоять и уединенно помолиться перед Богом. «Таких людей мы не должны осуждать, — считал он, — это их путь, и ничего тут страшного нет. Но большинство хотят видеть Церковь как общину».

Конечно, у человека может и не быть призвания к жизни в общине, как может не быть призвания к браку. Но тот, кто вступил на путь совместного духовного возрастания, уже не должен давать никаких шансов раздроблению и предательству. Уход любого члена общины разрубает тело Церкви, лишает ее силы, данной Богом для жизни преизбыточной. На этом пути «верность должна стоять выше человеческой мудрости», — считал отец Александр [24].

Молитвенная группа — это место, где возникают доверительные, личные отношения. И когда они только начинаются, полагал батюшка, не поздно и отойти, если что-то не нравится; но потом все уже должны держаться вместе, чувствуя личную ответственность и разделяя все проблемы друг с другом.

Общение — дело трудное. «Все мы, — говорил отец Александр, — люди различных характеров, настроений, иногда занудливые, самые непохожие и совсем не ангелы. Некоторые, приходя в Церковь, думают, что здесь все так крылышками и шуршат, а потом оказывается, что здесь нет крылышек... Поэтому мы должны быть готовы, как говорит апостол, друг друга тяготы носить с величайшим терпением, иначе — чего мы стоим?» [25].

 

Родство интересов, по которому христиане обычно попадают в общину, не обязательно означает сходство психологических типов. Люди могут быть разными по своему темпераменту и все-таки приспосабливаться друг к другу.

Отец Александр напоминал, что «в его приходе есть и доктора наук, и совсем неграмотные женщины, и, тем более, люди разного психологического склада. В Церкви все не так просто. Если в секте собираются личности одного масштаба, то в Церкви — по-другому: каждый имеет свои индивидуальные особенности». В общине христиане учатся слышать и понимать друг друга, строя как бы большую семью.

Отец Александр хотел, чтобы члены общины участвовали в её жизни активно. Он считал, что каждый может чем-то помочь другому. И надо, чтобы люди собирались на молитву, даже когда им трудно. Это их ответственность. Без этого не может быть Церкви. Если кого-то на молитве нет, его заменить нельзя, дорог каждый. Поэтому важно не терять ритм встреч и не терять друг друга.

О жизни в церковной общине блаженный Августин говорил: «Вместе молиться, а также вместе беседовать и смеяться, обмениваться добрыми услугами, читать вместе хорошие книги, вместе шутить и вместе быть серьезными, иногда быть несогласными, но без вражды, как иногда мы бываем в несогласии с самими собой. Использовать это несогласие как приправу к обычному согласию, чему-то научиться у других и чему-то научить других. Горько сожалеть об отсутствующих, радостно встречать приходящих. И сделать так, чтобы эти изъявления радости и другие им подобные, исходящие из любящих и привлеченных сердец и выражаемые мимикой, словами, глазами и тысячью других прелестных жестов, — чтобы все эти проявления питали очаг, у которого души растворяются друг в друге и из нескольких превращаются в одну».

Также и для отца Александра идеалом отношений в общине была глубокая солидарность и взаимная принадлежность людей друг другу.

 

11

 

Отец Александр говорил, что человек, душа которого опустошена, чувствует себя в жизни неловко, скучно и постоянно ищет новых средств для развлечения, а ведь этих средств не так уж много (вот откуда «свободная любовь», наркотики и прочее) [26]. Чтобы жизнь была богатой, не опустошенной, надо стремиться к гармоничному развитию, создавать нормальное окружение, дружить, заботиться о ком-то.

Общины как раз и помогали организовать условия для полноценной христианской жизни. Объединяя членов Церкви на более высоком духовном уровне, чем брак, они были хорошей школой для выхода из привычной замкнутости и эгоизма. Молитва в малых группах давала силы и для социального служения, и для творчества, помогала людям почувствовать свое человеческое достоинство. Непривычное советскому человеку осознание того, что его уважают и любят, что он кому-то нужен и дорог, становилось важнейшим стимулом личностного роста.

 

Духовное развитие, настоящее обращение к Богу (часто происходящее именно в малых группах) – это не уход куда-то в другой мир; это то, что делает жизнь богаче, разнообразней, глубже. Но в то же время «духовная община не может укрепляться и возрастать, если не сумеет в чем-то обособиться от мира, в чем-то найти свой путь» [27].

Жизнь верующих в атеистическом государстве напоминала батюшке времена апостольской Церкви, поэтому он стремился к тому, чтобы окружающий мир не мог уничтожить его учеников при любых поворотах в личной судьбе или политических изменениях. «Мы, христиане, — говорил отец Александр, — должны быть как можно более независимы от среды. Вот первые апостолы тоже собирались, у них тоже были дети, которые шумели, но жизнь шла». «Мы должны быть независимы от среды, чтобы продолжать Его дело».

Обстановка духовной интимности, доверия к близким людям нужна человеку также для научения свободной молитве, которая в наибольшей степени соответствует духу Евангелия. Некоторых свободная молитва искушала, но ведь не отец Александр ее придумал. Даже Феофан Затворник считал: «Хоть никогда не берите в руки молитвенника... Своя из сердца молитва делает ненужным молитву читательную» [28]. Приезжая на собрания малых групп, он учил нас не только вере, но и свободной молитве.

Слова Христа о том, что надо молиться втайне, не исключают того, что надо молиться вместе. Самый простой путь к стяжанию Святого Духа — путь совместной молитвы. Отец Александр говорил: «Огонь Духа Святого пришел ведь не отдельно на Петра, на Иоанна, на Филиппа, а Дух пришел, когда они собрались вместе. Таково было Его Обетование, и в этом основание Церкви».

В то же время отец Александр полагал, что все должно происходить постепенно. Опыт встречи с Богом — опыт духовный; он требует целомудрия, и есть такие вещи, о которых нельзя слишком много говорить. Духовное целомудрие оберегает ту глубину, в которой душа беседует со своим возлюбленным, — с Христом.

 

В малых группах мы учились настоящей христианской любви. Любовь — это когда один посвящает себя другому.

А посвящение себя другому всегда связано с благоговением и подлинным доброжелательством. «Мы привыкли обращать внимание на темные стороны жизни, — говорил о.А., — и нам нужна противоположная школа общения, но это невозможно без силы Божией».

Целью братского общения и молитвы друг за друга является взаимопроникновение любящих. Когда мы молимся за других людей, мы соединяемся с ними. Но чтобы от всего сердца молиться о другом человеке, надо молиться о нем с искренней симпатией и благодарностью. Такая молитва снимает напряженность эгоцентризма, стирает личностные границы, помогает воплощаться друг в друге. Эрик Фромм говорил, что искусство любить — это снятие отчужденности между людьми. А св. Григорий Синаит писал: «Выходи из себя, и тогда тебе будет не страшен враг, ибо он борется там, где много заботятся о себе».

Когда человеку трудно почувствовать присутствие Божие, он может приблизиться к Нему, если начнет молиться за других от всего сердца. Христос в нас входит и нас благословляет как раз для того, чтобы мы молились за этот мир, чтобы мы были Его предстоятелями. Бог смотрит на мир глазами христиан, как когда-то глазами Христа.

Отец Александр всегда поощрял и благословлял прихожан брать на себя проблемы и тревоги других членов общины. Всякий раз, когда он чувствовал, что человек живет не своими интересами, а заботами своих друзей, батюшка становился необыкновенно теплым и близким. Всем своим видом он одобрял это. Так и Дух Божий благословляет нас благодатью своей, когда мы приносим в молитве заботы, трудности и беды окружающих нас людей.

 

«Человек, — говорил он, — который не умеет любить — не умеет жить, потому что живет только тот, кто может любить: любить природу, красоту, любить других людей и любить жизнь». «Надо растить в себе нового человека, который заполнит наше сердце — человека великодушного, связанного верой с Господом, человека, который учится любить... У того, кто учится любви, начинают отмирать и зависть, и раздражительность, и ревность, и осуждение. Стоящий в Божией жизни вытесняет всю эту нечисть».

Отец Александр часто ссылался на Питирима Сорокина, который утверждал, что наше общество вырабатывает всякую энергию и все силы бросает на ее поддержание, но не заботится о главной энергии человечества — энергии любви. Когда эта энергия будет, тогда человечество будет развиваться по-другому. Именно любовь находится в самом большом дефиците. Напротив, сегодня бушуют силы центробежные, разделяющие людей, сеющие ненависть. Когда человек питается ненавистью, он взрывает изнутри единый организм человечества. «Кровь рождает только кровь, зло рождает только зло». И только любовь соединяет. Но сегодня, как говорила мать Тереза, «голод на любовь гораздо труднее утолить, чем голод на хлеб».

Размышляя о жизни Божией Матери в Назарете, о.А.Мень однажды сказал: «Почему она так поспешила к Елизавете? Потому что у Неё с ней было духовное родство». С другими же Она чувствовала себя духовно одинокой.

Для учеников отца Александра таким местом, в котором они переставали чувствовать себя одинокими, были общины. Там они находили близких и любящих друзей и сами понемногу учились отдавать себя на служение Церкви.

 

12

 

Благодаря малым группам проблемы Церкви становились делом каждого прихожанина. Каждый мог увидеть, что он реально внес или, наоборот, разрушил в деле строительства Церкви. «Все, что мы берем от Духа Божия, от Слова, от совместного общения, от молитвы, от нашего труда и чтения — все это должно быть не нашим багажом, который мы потребляем, а тем, что мы отдаем», — говорил батюшка. Ему было совсем небезразлично, в каком направлении — соборном или индивидуальном — развиваются интересы его учеников. Он делал все, чтобы осознание своей ответственности за Церковь было для них самым главным.

Характерно, что те, кто не выдерживал жизни в общине, потом, как правило, практически отпадали от Христа. Тут надо было или вообще не входить в молитвенную группу, либо уж держаться, несмотря на «качку», столь частую в неспокойном море Церкви.

Конечно, были люди, скептически относившиеся к строительству общин. Кому-то было трудно нести ответственность за других и прилагать личные духовные усилия. Кто-то всегда находился в оппозиции и все критиковал в силу своего характера. Серьезные проблемы возникали и у тех, кто был заражен духом соперничества.

И все-таки настоящая община, по словам отца Жака Лева, «…это не такая община, где господствует вожделение и все стремятся подчинить себе других, а та община, где стремятся подчинить себя другим, где господствует братское служение и нет места личному соперничеству и борьбе за влияние, где нет необходимости постоянно заявлять всем о чистоте своих намерений, где вся и во всем — господство Духа Святого...»

Некоторые прихожане считали, что прот. Александр переносит на церковную почву принцип взаимопомощи из повести советского писателя А. Гайдара «Тимур и его команда». Но отец Александр считал этот снобизм неуместным, ибо Церковь своими руками отдала врагам одно из главных своих служений — милосердие, и теперь должна во что бы то ни стало вернуть его обратно. Батюшка говорил, что упоминание о Тимуре для него, «как веткой в глаза, ибо сам Тимур, несмотря на то, что принадлежал к чуждой идеологии, поступал как христианин, а мы не хотим вести себя так же из антисоветского снобизма. Нам хорошая вещь кажется плохой» [29].

 

Отец Александр обладал феноменальной памятью, помнил всех своих прихожан по именам, знал об их трудностях, но тратить много времени на решение проблем каждого он физически не мог. Когда в его приходе рост числа верующих начал угрожать качеству духовного руководства, о.А. главное внимание сосредоточил на обучении лидеров общин и будущих катехизаторов. Именно на них возлагалась обязанность организовывать христианское образование и совместную молитву в малых группах.

К руководителям общин батюшка предъявлял такие же требования, как к священникам. Видимо, он хотел подготовить преемников, которые смогут управляться в этой жизни и без него. Некоторые из руководителей малых групп потом и на самом деле стали пастырями. Но отец Александр всегда считал, что «священник только выигрывает, если проходит путь светской жизни до посвящения»[30].

Кроме того, отец Александр полагал, что получать наставления можно не только у монахов и священников. Он говорил: «Разрешительная власть принадлежит вообще христианам, носителям духа, независимо — монахи они или нет». Главное, чтобы это были люди, встретившие в своей жизни Христа. Этот опыт идет от ранней Церкви (например, Симеона Нового Богослова привел к Богу человек, который не был священником).

Выдвигая лидеров, отец Александр прежде всего смотрел, как тот или иной человек справляется со своими проблемами. Батюшка считал, что не должно быть формального лидерства, но только свободный, духовный авторитет.

В общинах совершалась проверка человека. По тому, как люди идут в этой «упряжке», можно было узнать, что у каждого лучше получается. Он считал, что Бог всегда должен сделать первое посвящение, то есть открыть человеку его призвание. Но откуда взять силы для любви и служения? Источников силы у нас было три: молитвенная помощь отца Александра, совместная молитва в группе и частое причащение всех членов общины.

Батюшка настаивал, чтобы члены общины регулярно встречались, вместе причащались, вместе читали Священное Писание, вместе молились и помогали друг другу. Он подчеркивал, что удивительное духовное единство иерусалимской общины, прежде всего, стояло на трапезе Нового Завета. В ней участвовали не отдельные лица, а «община верующих, составляющая в любви и поклонении литургическое тело» [31]. Именно потому, что Церковь, община — семья Господа, должно быть совместное причащение.

Чтобы христиане стали сильными, чтобы они могли возрастать в своих призваниях, чтобы у них была настоящая общая молитва, в них должна течь одна Кровь. Это и есть одна семья, когда люди причащаются от одной Чаши. Тогда среди них присутствует Господь. Тогда члены общины учатся у Христа «умывать ноги друг другу». Если в людях течет одна кровь и они доверяют друг другу, – они настоящие братья и сестры.

Отец Александр понимал, что самой серьезной задачей Церкви является воспитание христиан-свидетелей, у которых на лицах пребывало бы сияние Божественной славы. То есть тот свет, который окружающие ощущали бы как феномен Новой жизни. У отца Александра был дар делиться своим духовным Светом с близкими ему людьми. И какую силу, какой свет они излучали, когда были едины со своим пастырем!

 

13

 

Конечно, без настоящей человеческой близости духовная солидарность не достигается, поэтому на первых порах должны учитываться и общность жизненных взглядов, и психологическая совместимость. И, естественно, в разных общинах отца Александра существовали разные мнения по некоторым вопросам. Он не видел в этом ничего страшного. Он говорил, что в Церкви уже давно наметилось многообразие ликов и форм. «Уже нет вообще такой страны в мире, которая имела бы единый стиль и дух, потому что ХХ век — это век бесконечных перевоплощений и влияний, но в столкновении идей мы яснее понимаем свои позиции».

Так, и в Новодеревенском приходе спектр церковных настроений был очень широким. Среди членов общин были и традиционные православные, и симпатизирующие католикам, и лояльные к протестантизму. Благодаря малым группам, которые формировались без жесткой унификации, все ученики отца Александра мирно уживались под одним кровом.

Если между прихожанами батюшки и существовала какая-то нетерпимость, то она вытекала из разности психологических типов и душевного восприятия. Но сам отец Александр был совместим со всеми. Все разногласия он побеждал своей беспредельной любовью. Несмотря на широкий диапазон темпераментов и социальных различий, приходу были свойственны высокая толерантность и дух экуменизма. Практика отца Александра доказала, что большое многообразие может осуществляться не только в границах единой Церкви (имеющей стержень — структуру), но даже в рамках одного прихода, под руководством одного священника или епископа.

Некоторые боятся, что малые общины могут породить сектантские настроения и привести к расколам. Но лучшее средство от сектантства – возрастание в свободе, взаимной терпимости и открытости внешнему миру. Именно тоталитаризм и закрытость приводят к возникновению сект. Батюшка говорил, что там, где в религии торжествует форма, она обречена на вырождение.

Сегодня веру сохраняет только тот, кто имеет собственные убеждения. В этом и заключается дух истинного христианского персонализма. Отец Жак Лев говорил: «В нашем обществе больше нет унаследованной веры… В таких условиях необходима постоянная катехизация взрослых» [32]. Это абсолютно применимо и к нашей стране после 70 лет коммунистического диктата.

Когда Церковь в государстве была гонима и зависела от произвола чиновников, необходимость малых групп для ее выживания не подлежала сомнению. Церковь выстояла в годы советской тирании именно благодаря катакомбным общинам вроде мечевских. Их создавали приходы, последовавшие призыву патриарха Тихона, который накануне кровавых испытаний призвал превратить приходы в общины.

Настойчиво создавая малые группы, отец Александр следовал промыслительному указанию этого патриарха. Он говорил, что если бы не было катакомбных общин, его родители, скорее всего, не нашли бы путь к Церкви. С нормальным христианством они встретились именно там, а не в действующих храмах. «Что бы они могли найти в храме, в котором было тогда полторы трясущиеся старухи? И самые глухие и запуганные батюшки, которые могли только махать кадилом».

 

Прекрасно понимая, что отталкивает творческих и активных людей от Православия и привлекает в других конфессиях, отец Александр старался в рамках общин дать им все, не прибегая к каким-либо церковным реформам. Он был уверен: «Все, что нужно, можно найти в своей Церкви». Переходы в иные конфессии обычно тяжело воспринимаются братьями по вере. Но если в Церкви существуют условия для плюрализма форм, которые созвучны людям разного склада, то отпадает проблема прозелитизма. Неполезно сводить Православие к одной определенной традиции, оно должно быть шире.

Даже в настоящее время существует некоторая полифония — типы благочестия, близкие к старообрядчеству, к монашескому канону, к западно-украинской традиции и т. д. Разнообразие появилось не сегодня. Так, книга святителя Иннокентия Херсонского о последних днях Христа сопровождалась цветными иллюстрациями 14 стояний (медитаций над страданиями Господа), принятых на Страстной неделе в Католической Церкви. Книга была выпущена в 1857 году и предназначалась для слушателей духовных академий. Католические учителя праведности Франциск Сальский или Фома Кемпийский также переводились и издавались с согласия Синода еще в XIX веке. То же относится и к Розарию (католическая молитва по четкам), который печатался с благословения церковных властей.

Таким образом, уже до революции предпринимались какие-то шаги для развития различных форм благочестия. В наше время отец Александр укреплял Православие, создавая условия для личностного роста в молитвенных группах. Этим он достраивал Церковь до полноты, в которой может обитать современный человек, не порывая с нажитой веками традицией.

 

14

 

Отец Александр знал, что такие же общины строятся в Латинской Америке, Африке, во всем мире: собираются люди, вместе молятся, вместе читают и разбирают Священное Писание, вместе совершают какие-то путешествия.

О.А.Мень внимательно изучал опыт западных приходов, при которых организуются клубы по интересам. «В таких приходах, — говорил он, — часто остаются обедать после совместной службы. Приглашают какого-нибудь проповедника или лектора. Могут быть консультации психолога по личным и семейным проблемам, могут быть совместные спортивные игры. При церкви существуют библиотеки (а сегодня видеотеки), а для молодежи — спортивные залы. Есть площадки для отдыха, для совместных встреч, чтобы люди, приходя по воскресениям, могли целый день находиться при церкви».

Отец Александр не был противником такой формы, но при этом замечал и ее недостатки. Он считал, что жизнь в этих приходах очень секуляризирована, что мало внимания уделяется совместной молитве. Понижая уровень общения до братства, как бы это ни было притягательно, трудно сохранить условия для углубления веры, для лучшего восприятия Слова Божия.

Батюшка хотел, чтобы мы помнили о богочеловеческой природе Церкви и не превращали ее в клуб по интересам, ибо это «может стать совсем безблагодатным. Христиане, конечно, пытаются сделать так, чтобы у них были общие интересы, общие устремления в жизни, но тем не менее есть некая Тайна, которая должна связывать их в жизни сегодняшней и будущей. Эта духовная связь, которая возникает между людьми, не может быть заменена ничем».

Сравнивая наши приходы с западными, он говорил:

«У нас получается тело без головы, а там — голова без тела». Батюшка выступал за обучение друг у друга, за гармоничное сочетание разных оттенков в современной христианской жизни. Чтобы не впадать в заблуждение, нужно, по мысли отца Александра, «твердо держаться того, чему учит Церковь, хорошо знать Закон Божий, иметь скромность и смирение и, наконец, не давать волю страстям и озлоблению, когда мы видим, что другие думают иначе, чем мы».

 

15

 

 Малые группы — домашние Церкви поддерживали первых христиан, когда еще не было монашества и старческого руководства, когда христианство было открыто миру. В возвращении к этим формам отец Александр видел судьбу Церкви и человечества. «Сейчас, — говорил он, — дуют очень холодные ветры, и вера больше не может быть теплым убежищем от бурного неуютного мира. И это справедливо, потому что христианам дана сила жизни и сила упования, а не еще одно анестезирующее средство».

Конечно, естественная (языческая) религиозность свойственна людям, и «множество тех, кому холодно на свете, стремятся в это тепло и представляют себе христианство в виде какого-то уютного места, где можно согреться»[33]. Но отец Александр говорил: «Если мы не докажем Марксу, что религия для нас не опиум, мы будем плохими христианами»[34]. Он надеялся, что именно малые общины сумеют противостоять всем ветрам и стать достойным ответом на вызов основателя коммунизма.

 

Хотя малые группы были местом встреч, радости, творческого сотрудничества, в них порой возникали конкуренция, ссоры, взаимные обиды, которые приводили к расколам. В начале священнического служения у отца Александра бывали моменты, когда «руки опускались» и он думал, что больше не станет пытаться. Но потом решил, что создавать общины все равно необходимо. Он размышлял так: «В Святом месте сатана сильнее, потому что в месте гнусном ему и делать нечего».

В общинах действительно открывались духовные проблемы каждого индивидуума. И трудности в отношениях между людьми были неминуемы. Значит, каждый член общины должен был ответственно работать над собой, стремиться к внутреннему самоопределению, менять строй своей души.

Батюшка говорил: «…Мы все знаем, что это трудно, потому что общность людей — это всегда общность разных характеров, это столкновение, это притирание, но такова Его воля. И Он Сам видел все те трудности во взаимоотношениях, которые были у Его учеников. Но Он никогда не сказал им: “Ладно, вы так плохо между собой живете, разойдитесь по одному, и пусть каждый ведет духовную жизнь в одиночестве”».

Личность, которая не соотнесена с другими, по мнению отца Александра, находится в безвоздушном пространстве, она — только атом, оторванный от целого. «Какой бы ни был человек неповторимой личностью, все-таки все важные вещи открываются ему в соотношении с другими людьми. Заниматься упражнениями, чтобы совершенствовать свою физическую и психическую природу, возможно одному. Но идти за Христом можно только вместе. Именно это означает слово Экклесия, Церковь».

Отец Александр постоянно приезжал в малые группы, устанавливал в них дух единства, разрешал конфликты, укреплял авторитет лидеров. Его приезд всегда был праздником для общины.

Собрания обычно начинались с молитвы, на которой каждый мог сказать свое слово. Вслед за тем шла беседа. Обычно батюшку просили разъяснить какую-либо важную церковную тему. А после еще долго задавали вопросы. Потом начиналось обычное веселое общение за столом — шутки, экспромты, остроумные каламбуры батюшки. Он создавал вокруг себя необыкновенно теплую, дружескую атмосферу. Сидел рядом с нами, пил чай из большой кружки, говорил о проблемах Церкви, о наших задачах, и жизнь в общине получала как бы новый импульс. Это были удивительно счастливые встречи, после которых хотелось начать следующий день смелым и сильным работником для Христа.

Бог дал множество знаков, что Он благословляет малые группы. Известно, что до конца 80-х годов религиозные собрания вне культовых зданий были запрещены и преследовались по статьям уголовного кодекса. Но за многие годы нелегального существования молитвенных групп «под носом» у КГБ ни одна из них серьезно не пострадала. От этого нас Господь уберег.

 

Отец Александр никогда не стремился увеличивать число своих прихожан. Но со временем их становилось больше, чем он мог выдержать. И когда в середине 80-х гг. из страха перед преследованиями приход сильно обезлюдел, батюшка даже находил в этом свои плюсы. Он говорил, что теперь, когда отпали случайные люди, появилась, наконец, возможность более тщательно работать с каждым оставшимся.

У отца Александра вообще не было стремления кого-то насильно втягивать в Церковь. Он считал, что если люди идут за кем-то, это еще ничего не значит. Церковь, которая 2 тыс. лет то умирает, то вновь воскресает, возрождается не потому, что в нее кого-то втягивают. Она возрождается на крови мучеников.

 В одной из своих проповедей он говорил, что после умножения хлебов многие отошли от Иисуса: «Как надвое переламывается путь Спасителя. Сначала Он идёт, приветствуемый людьми, и многие Его слушают, и многие идут за Ним, а вот после того, что случилось на берегу озера в день, когда умножились хлебы, многие отошли от Него, многие разуверились, многие испугались, многие как бы не решились принять тот трудный подвиг, который Он предлагал всем, идущим за Ним».

Отец Александр предупреждал, что всякий человек, который следует за Господом, должен быть готов к тому, что и его будут вместе с Ним поносить, будут предавать, что его скорее всего ждет непонимание и одиночество.

Все известные святые были презираемы и осуждаемы то слева, то справа. Так, в свое время поносили св. Тихона Задонского, то же было и с преподобным Серафимом Саровским, и со многими другими. Но именно они стали святыми, камнями преткновения и соблазна для мира (Рим 9. 33), повторяя путь Божественного Учителя.

Все трудности работы с малыми группами только еще более подчеркивают пастырский подвиг отца Александра. Несмотря на постоянные проблемы, связанные с общинами, он после многих попыток и долгих размышлений пришел к окончательному выводу, что будущее Церкви все равно за ними.

 

16

 

Официально в советские времена собирать общины было невозможно; поэтому верующие встречались тайно, рискуя свободой, соблюдая правила конспирации. Люди регулярно приезжали друг к другу из самых разных мест Москвы и Подмосковья, тратя подчас много времени на дорогу. Значит, их объединяло нечто действительно важное.

В приходе отца Александра были разные группы. В одних общинах занимались подготовкой к Крещению — катехизацией, потом посткатехизацией, евангелизацией и изучением православного богослужения.

В других готовили самих будущих катехизаторов или лидеров общин. Эти собрания батюшка навещал особенно часто, проводил там серьезные беседы. Многие из них записывались на магнитофон и потом прослушивались в других собраниях.

Были группы, где людей связывали общие социальные, культурные и прочие интересы. Были общины, в которые входили семейные пары; и супруги по очереди оставались дома с детьми, отпуская другого на молитву. Но некоторые пробовали общаться семьями.

В последнее время, когда стало не так опасно, отец Александр пытался создавать группы из людей разного возраста и культурной ориентации.

 

Во многих общинах занимались углубленным изучением Библии. Батюшка был уверен, что каждый христианин должен хорошо понимать Священное Писание. «Только тогда, — говорил он, — в жизни, которая не столько оглядывается назад, сколько смотрит вперед, сами собой будут вырабатываться новые христианские подходы». В противном случае мы окажемся в положении людей, которые знают все, что угодно, кроме самого главного.

Но отец Александр предупреждал, что без молитвы изучение Библии бессмысленно, потому что на человека действует не само Евангелие, тем более, — не Ветхий Завет. Через Слово действует Христос. Когда человек встречает Христа и с ним совершается настоящее обращение, он по-другому уже и Писание понимает. Важна эта Встреча, если она не произошла, то нет еще христианина. «Сначала люди принимают Христа, — говорил отец Александр, — а потом уже Его слова».

Изучение Слова Божия и совместная молитва были главным делом общин. Домашняя Церковь стала местом, где наша литургическая молитва наиболее естественным образом перерастала в молитву личную. О.А. очень хотел, чтобы со временем у общин появились свои загородные дома по типу монастырей, в которых несколько человек могли бы заниматься молитвой или просто побыть в молчании, готовя себя к исповеди или беседе со священником.

Именно совместная молитва помогала членам малых групп проходить свое житейское поприще и приобретать духовный опыт. Брат Роже писал: «Мы можем идти вперед, только открывая вновь и вновь чудо молитвы, дарующей каждодневное прощение, доверие сердца, исполненный мира взгляд, обращенный на тех, кто доверился нам... Что может пожелать Господь маленькой общине? Чтобы она всегда оставалась живой, благодаря близости ко Христовой святости».

Служение христиан, подкрепленное совместной молитвой — это настоящий путь в Царство Небесное. Такое служение накладывает на члена Церкви великую ответственность перед миром, но в то же время дарует ему особую уникальность. В большом приходе верующим трудно почувствовать свое неповторимое призвание, они часто остаются анонимными, такими, которые легко могут быть заменены один другим.

Пример недостаточной ответственности – сон учеников во время молитвы Христа в Гефсимании. Также и теперь есть христиане, которые не верят в то, что молитва помогает, мало беспокоятся за судьбы мира и друг за друга. Конечно, «спать» духовно, представляя себя ничтожным и маленьким, психологически удобнее, чем лично ощущать ответственность за судьбы Церкви, страны, мира.

 Молитва в малых группах включает каждого в Сыновнюю молитву Господа, возвышает ценность каждого человека. Видимо, только маленькие суда небольших общин, объединенные в единую флотилию Церкви, способны сейчас к трудному, но счастливому совместному плаванию.

Общины — это семьи, в которых могут быть созданы идеальные условия для духовного развития христианина. Отец Александр как-то сказал, что Церковь есть семья Господа, которую Он Сам основал на земле. Он вспоминал слова Тертуллиана: «Если встретил ты брата, то встретил ты Бога, ибо если вас двое, то Бог посреди вас».

Призывая своих учеников к единству, Христос в то же время не оставил точного регламентирующего устава церковной организации. Поэтому до сих пор и спорят православные и католики, как обустроить Церковь. «Господь этого не сделал, — говорил отец Александр, — именно для того, чтобы у нас не было культа устава». Значит, люди могут менять устроение Церкви в соответствии с требованиями времени, в связи с обновляемым пониманием проблем внутри Церкви.

 

Когда началась перестройка и батюшка каждую неделю читал множество лекций, выступал по радио и на телевидении, когда количество Крещений в его приходе возросло в десятки раз, когда на его плечи легла забота о больнице, было организовано общество «Культурное возрождение», и он продолжал много работать над книгами — даже в это время он считал своим первоочередным делом — укрепление малых групп.

Несомненно, отец Александр хотел, чтобы жизнь этих общин продолжилась и после его смерти. Он часто вспоминал христиан из прихода отца Алексея Мечева, которые, поддерживая друг друга, пронесли огонек веры через десятилетия зверских гонений и сумели передать его своим детям.

Однажды батюшка сравнил нашу жизнь с ракетой, которая «выстреливает» в вечность. Он говорил: «Мы в эту вечность уносим то, что здесь, взявшись за руки, собрали в своих душах...»

 

 

 

 

На предыдущую страницу